А.И. Морозов

Региональная выставка-конференция «Человек в пространстве времени (Современный портрет в Сибири)». Омск, 19 февраля — 10 марта 1996 г. Обзор выставки

Региональная выставка-конференция «Человек в пространстве времени (Современный портрет в Сибири)». А.И. Морозов. Обзор выставки // Первые омские искусствоведческие чтения. 8-9 декабря 1996 г. Дом художника. Сборник материалов. Ответственный редактор Чирков В.Ф. Редактор составитель Мысливцева Г.Ю.: Омск. Искусствоведческая секция ОСХР, Городской музей «Искусство Омска». 1997. С. 47-50.

А.И. Морозов. Одним из конкретных моментов, которым я руководствуюсь в оценке, в осмыслении данной выставки портрета — это момент определенной свежести, новизны, мне интересно то, что я не видел, не мог увидеть на предыдущих выставках.

Теперь я позволю себе перейти непосредственно к материалам экспозиции. Считаю, что живопись, вообще классическое творчество должны в каждом аспекте, в каждом элементе формы оправдываться концептуально. С этой позиции холст Николая Захарова «Выбор» (Омск) решен, по-моему, во многом неубедительно. А самое слабое, что здесь есть — это организация формы, структура портрета. Концептуально важный момент в работе — рука. Но мы не можем понять, что это рука или кисть? Очевидна надуманность, которая лишь усугубляет несостоятельность философических притязаний автора.

На выставке мы видим немало добротных традиционных красноярских и иркутских художников. Здесь все верно и все грамотно, но согласитесь, для искусства во все времена было недостаточно банальной похожести. Банальность суждений о человеке бессодержательна. Ничего нового о человеке в «Портрете ветерана войны П. И. Зиновьева» Н. Житкова (Иркутск), «Портрете поэта Трофимова» Анатолия Костовского (Иркутск), женских портретах красноярца Константина Войнова я не нахожу. У меня вообще подозрение, что многие наработки советского искусства сегодня не работают, как, впрочем, использование стилевых приемов русского искусства также не оправдано, если оно не подкреплено соответствующей мыслью, чувством, В этом ряду два разительных примера. Казалось бы ничего тривиальнее быть не может парного портрета «Встреча осени» Александра Покровского (Красноярск), но обратите внимание на цвет, динамичный подвижный мазок, игру света, пронизанность им живописи — работа-то заиграла. Мы видим живых людей, потому что есть отношение к ним автора. Другой пример. Ничего банальнее придумать нельзя, чем использование клише с так называемыми бамовскими портретами, пример которого мы видим в «Автопортрете» Владимира Кузьмина (Иркутск). Вещь не работает. Резко сказано, но это трагедия талантливого человека, профессионала, потенциал которого очень высок и выход из ситуации в самом художнике. Подобные: замечания и пожелания следует отнести и к работам еще одного иркутянина Николая Башарина — талантливого художника, застрявшего в 60-х годах. Его «Портрет художника Чевелева», несмотря на предательский прокол в рисунке левой руки, хорошая живописная работа, — здесь, в профессиональной части никаких претензий, но в отношении, в концепции ничего нет, кроме банальности, никакого ощущения, никакого чувства современного человека.

Мы перешли в чрезвычайно любопытный раздел экспозиции, в один из самых противоречивых, насыщенных художественной информацией, иногда вытесняющих одна другую. Здесь прежде всего «Портрет», женский, одного из героев этой выставки Николая Молодцова (Омск). По своей эмоцио­нальности вещь экспрессивная, идущая от немецкой традиции и французского фовизма, какая-то актерская демонстративность, она еще не истрачена и наши души это ощущают. И в то же время этот портрет лирический. В работе есть провокационные моменты (использует золото), но как изумительно сделаны глаза, он их не рисует, а ставит условные голубые точки, и как они работают. По качеству, современной образности в ряду с Молодцовьм стоит графический «Автопортрет» Светланы Гаращук (Иркутск). Удивительная исповедальность, решенная минимальными средствами рисунка. И как противоположность ему костюмированный «Портрет С. Гаращук» известного иркутского живописца Галина Новиковой. Это провал хорошего художника, когда между автором и средой (в данном случае искусством) образуется какое-то драматическое непонимание (о Новиковой я еще буду говорить по ходу экспозиции). Здесь же мы видим живопись еще одного иркутянина Геннадия Кузьмина: «Художник и модель» — это некая помесь армян с литовцами. В другом месте мы встретимся с его небольшим «Автопортретом», более убедительному по образному решению, в профессиональном отношении.

Перед нами центральная стенка нижнего зала (в скобках замечу, что о скульптуре говорить не буду, она, по-моему, имеет чисто масштабное значение в пространстве залов). Итак, триптих «Исследования человека» Александра Суслова (Новокузнецк), «The Stashevich» Антона Сташевича (Омск) и фотографии Вячеслава Мизина «Человек. Части тела» (Новосибирск) — заглавный раздел, который решает по крайней мере две задачи, они главные. Первое — здесь представлены работы, дающие представления о современном понимании человека и решающие их современными средствами, порой экспериментальными. Второе — обозначены возрастные градации участников: старшая группа в возрасте за сорок, средняя — 30 — 40-летние, и младшая — до 30 лет, то есть совсем молодые люди, рождения конца шестидесятых — первой половины 70-х годов. О Суслове продолжу разговор на 2-ом этаже, а о Сташевиче замечу, что этот молодой человек сочетает в себе поп-арт, американское граффити — особенно интересен «Автопрортрет» с малиновым пятном вместо лица, который расположен поодаль. Сташевич относится к себе с интересом, но без пафоса, и это хорошо. Мизин с его эстетикой мне не нравится, но следует признать, что он фиксирует то состояние дискомфортности, которое мы все переживаем в жизни.

А вот здесь мы опять сталкиваемся с банальностью. Я имею в виду карандашные мужские портреты Михаила Михальченко (Омск), которыми ничего не сказано, и детские портреты барнаульского графика Людмилы Кульгачевой. Ну надо же помнить и понимать художникам, что гротеск — это род мышления, от которого идет экспрессивная линия, а не наоборот.

Мы перешли в раздел, изобилующий талантливыми именами, яркими работами и естественными для этой выставки противоречиями, Иркутянин Николай Вершинин. Его «Продавец петуха» и «Сонет. Портрет жены» — безусловно украшают выставку своей живописностью. Вершинин один из тех, у кого существует живописное пространство само по себе и то пространство, которое заявлено в названии всей выставки. Он не рисует его, не строит перспективы, но умеет создать пространственную стихию и через нее передать время. Ну а то, что он «разорван» (третья работа в третьем этаже) — это, по-моему, плохо, это «прокол» экспозиционеров. Вообще, надо сказать, данная выставка дает великолепнейший материал, повод думать над тем, что необходимо проводить рейтинги кураторов и их экспозиций.

Остановлюсь подробнее на Галине Новиковой, «Рембрандт без Данаи». Я не могу без содрогания смотреть на эту вещь. Прежде чем касаться этой темы, надо хотя бы задуматься, что по ней сказал великий Рембрандт Харменс ван Рейн. «Даная» Рембрандта интереснейшая вещь: вообще красота — не красота юности, и любовь — не любовь юности, а это совершенно другой строй чувств. «Рембрандт без Данаи» Новиковой — это дремучесть поверхностно воспринятого искусства прошлого и никакого благоговения перед великим художником.

Мысль об отношении современного художника к классике, позволяет, к сожалению, продолжить еще одна иркутянка Людмила Статных. Ее «Параскева Пятница» — еще один пример «смелости». Надо сказать: это же надо уметь соотнести себя с иконой и спокойно себя в нее вписать. В нашей счгране родилась пословица: «Годится — молиться …».

Известный Михаил Омбыш-Кузнецов, новосибирец, из старшей генерации участников. Его «Советская икона», боюсь, не очень глубокая по идее, по мысли, это некая пародия на «Рабочего и колхозницу»,но сделана хорошо, с профессиональным куражем. Видна его органическая любовь к геометрическому супрематизму Малевича и Поповой и потому подкупает.

Теперь еще одна знаменитость. Георгий Кнчигин, омич. Я считаю его одним из первых номеров не только в комплексе этой экспозиции. Но то, что здесь, сейчас – не равноценно. Более состоявшиеся, завершенные – это те, что построены по принципу концептуального натюрморта («Кожаная куртка», «Зимние цветы»), в них виден автор умный, широкий, с юмором и артистичный и потому образы современности убедительны, индивидуальны. «Портрет одного чиновника» — плакатная работа, обострена, доведена до гротеска, который именно здесь оправдан. А вот «Лед тронулся» проигрывает. Лед — самое неинтересное, что есть в картине, хотя убедительны и точны наблюденные: типы, но они не соотнесены со средой.

И здесь же рядом портреты художников кисти Владимира Новосельцева (Омск). Посмотрите, подумайте хорошенько, ведь перед нами жанр диалога художника с художником, блистательные примеры которого мы находим в мировом и отечественном искусстве. Здесь же никакой исповедальности перед близким тебе по духу, по профессии человеком. Мы видим внешний гротеск, да и живопись совсем не интересная. И каким контрастом смотрится «Автопортрет» уже знакомого нам Молодцова — интересная, эффектная вещь. В среднем поколении это очень перспективный художник, я еще раз хочу это подчеркнуть.

Новокузнецкий живописец Игорь Бессонов. Его вещи стильные, внешне эффектные. Интересно это рисование, но когда смотришь из середины зала, холсты проигрывают, портреты не читаются, остается «мягкая» рифмовка, смятая маска. Мне кажется, художнику очень много дано от природы, но он работает не на максимуме возможностей, профессиональных.

Простите меня, но это Дмитрий Булыгин (Новосибирск) и его холст без названия и без подрамника. Весьма претенциозная вещь, она тянет на себя внима­ние. Тянет двояко: размером, крупномасштабностью живописного высказывания. Это раз. Во-вторых, чисто техническим приемом — холст содран с подрамника… для модернизма. Но ничего из этого не вышло, не получилось. Живопись одинаковая, в ней больше придуманной грязи, чем органики. И никакой это не авангард, это пустое место в экспозиции.

Алю Цыбикову, художницу из Улан-Удэ, я считаю одной из самых сильных участниц выставки. Она опытна, тонкий мастер, умна. «Летом» — красивая живописная работа, условно решенная, с великолепными деталями. Обратите внимание на взгляд малыша, поворот головы — ведь это космическое самоощущение маленького человека. Это совершенно уникально: думаю, здесь есть хорошая связь с национальными традициями. К сожалению, у Цыбиковой не очень удачное соседство: «Оприходованный портрет» Анатолия Пурлика (Ангарск) надуман по образности и не убедителен по живописи. Хотя, возможно, такое «столкновение» входило в замысел экспозиционеров?

Мы на втором этаже, он, конечно, не удобен для экспозиции. Начну с Марины Усовой (Омск) — украшения и открытия этой выставки, во всяком случае, для меня. Это художница гротеска, живописности особого рода, свойства которой совершенно оправданы. Я просто преклоняюсь перед этой художницей. Не только придумать, но прочувствовать каждый изгиб этой формы — надо обладать очень рафинированной интуицией и вкусом!

Мне кажется вот здесь мы можем как раз вспомнить вопрос, которым я задался внизу. А что мы могли бы увидеть такого, чего не видели раньше? Художники младшей генерации, рождения конца 60-х годов, перестали воспринимать собеседника, свою натуру в заидеологизированном контексте, в разных проявлениях этого качества, как из поколения в поколение это было для художников России характерным. Мы всегда видели пафос дистанцированности, А здесь естественный человек, Вот здесь как раз видим портреты людей, портреты про то, какие бывают люди, какие темпераменты, какие характеры. Вчера кто-то из философов очень точно про это говорил: «Касание непосредственное». Человек с человеком без барьеров. Вот это то новое, что есть в искусстве молодых: качество свободы, непосредственности, когда сняты какие-то иерархии, которые нас держат из поколения в поколение. Это убедительно решено у Дамира Муратова в «Автонатюрморте» и «Портрете К. Безродного» (Омск). Очень убедительно, великолепно, очень искренно, безумно похожий автопортрет ко всему.

Примерно в этом ключе я рассматриваю вот этого господина на этом столбе*. Называется Петр Ончуков (Иркутск). Правда, на первый взгляд кажется, что экспозиционеры обошлись просто бессердечно с автором. Эти четыре длинных холста, конечно, выиграли бы, если бы они были вместе, развернуты фронтально друг с другом. Во-вторых, вещи не равноценные. У него мужские портреты гораздо лучше, чем женские. И живописно они гораздо лучше. Но самое любопытное, что — вот парадокс — вы воспринимаете их как принадлежность этого самого столба, Ончуков — это совершенно поразительное сочетание профессионализма и примитивизма, которые здесь дают характер того же, как бы не поддающегося описанию, толка на тему естественного восприятия естественного человека, как это у Дамира мы видим. И он очень любопытно видит и не стесняется об этом говорить. Перед вами «Портрет художника Десяткина». В нем есть какие-то … (я ужасно не люблю, когда прибегают к сексуальным мотивам). А здесь это есть, увидено, но сделано-то по-человечески, с юмором. Художник касается в человеке весьма и весьма каких-то рискованных тем, но делает это со вкусом художественным и тактом. Согласитесь, эти работы в их содержательном и пластическом качестве кажутся атрибутом декоративного ансамбля …Хотя использовать на экспозиции столб, это, конечно, так сказать, нечто. Это заслуга авторов, и это неожиданно интересно. Я подобного нигде не видел.

Теперь мы перед главной картиной Александра Суслова «Убитый в горах. Диптих». Мне кажется какая-то совершенно идеальная ситуация, когда масштабы холста совпадают со всей живописно-пластической нагруженностью. И в чем большая оригинальность Суслова Александра (и не только его), это то, что во всем есть чисто сибирское: сочетание знаковости, которое спровоцировано местными архаическими культурами и блестящие пластические решения, Знаковость и живописность. Это можно клас­сифицировать как концептуализм. Скажем для сравнения, московский и питерский концептуализм совершенно выхолощенные явления. Там никаких пластических аспектов просто не существует. А здесь сочетание глубокое концептуального и классического, и сделано это настоящим мастером. Совершенно убедительно. Безумно подкупает. Здесь есть большой ход, есть перспектива, которая может вывести на содержательные обобщения, не говоря уже о том, что это эффектные декоративные вещи. Они могут работать в хорошем интерьере, они могут создавать современную, насыщенную пластическим и духовным интеллектуальным качеством среду. Если бы я был умным новым русским, я бы просто заказывал такие вещи для своих офисов. Это поднимало бы престиж, и делало бы честь тому, у кого они висят. Суслов — один из грандиозных моментов экспозиции.

Есть несколько хороших барнаульских живописцев, например, Александр Андрусенко и, в другом месте, Лариса Пастушкова и ее «Сквозь время». Я не могу сказать, что они справедливо развешены. Может быть, они не такие интенсивные, как бы еще не осознавшие себя. Но потенциально эта живопись очень интересная. «Сон Евы» Андрусенко. Мне кажется очень талантливая живопись, очень смелая, в меру наглая. Вероятно, обойтись без каких-то эротических грез в современной ситуации довольно трудно художнику, особенно молодому. Но опять-таки сделано это на художественном уровне. Я бы лично ничего подобного делать не стал, я человек совершенно другого поколения. Но то, что здесь делается, на мой взгляд, интересно, темпераментно, ярко, какая-то в этом есть настоящая архаика, при большой колористике. И я бы всячески посоветовал коллегам-искусствоведам работать с такими художниками.

Должен сказать честно, когда я увидел Андрея Титова на совместной выставке с Владимиром Владимировым в краеведческом музее, мне сразу стало ясно, что это прекрасная выставка, на ней очень разные художники. Титов — художник действительно большого потенциала, а здесь он производит одно из самых неблагоприятных впечатлений. Рядом с ним мы видим картины новосибирца Александра Шурица. Он вроде бы забавный в этих жанрах, но они не интересны, они не только придуманные, но они какие-то не искренние, по-настоящему говоря не умыне — да простят меня авторы. Почему авторы, да потом}’, что рядом висят работы иркутянина Алексея Волкова. Его «Портрет Тамары Драницы» — ужасно, просто чудовищно.

Вы заметили, что иркутские художники поляризованы? Свежий пример. Акварельный портрет «Рабака» Евгения Монохонова, совсем молодого художника из юного поколения иронистов, но с каким тактом и художественным вкусом он относится к своим персонажам. Обратим внимание и на Сергея Дыкова (Горно-Алтайск). В его «Одержимом пространством» есть умное мастерство, однако цвет у него одинаков при намеренно декоративной игре с ним. Художнику явно не хватает раскованности, искренности.

Две боли выставки. Живопись не про что, концепции не про что. Пример — большое четырехчастное полотно Евгения Дорохова «Чаша времени» (Омск), работы Владимирова в этой экспозиции, который цельно смотрится в парной выставке с Титовым, о чем я уже говорил. Сергей Александров (Омск), у него ярко выраженное обращение к прошлым культурам, это художник рафинированного вкуса, но у него есть и опасность рыночного соблазна. Живопись Тани Бугаенко (Омск) изящная, красивая, но ей надо опасаться банальности. Еще один омич, Николай Горбунов. Его «Волколак», «Ночной всадник» — вещи неприятные, для меня лично это вещи грубого формального хода, граничащие с дешевым анекдотом. В Москве есть подобное у художника Шульженко.

Заметьте Сергея Жилина (Иркутск), он без при­тязаний, но живопись его останавливает декора­тивностью, она пластически оправдана.

Наконец, Николай Рыбаков и его триптих «Шествие», «Берег», «Слепые путники» (Красноярск) — настоящий король данной выставки. Какая мощная и удивительная живопись, а ведь он не дает традиционного линейного пространства. Живопись многослойная, цвет изысканно разработан, свет активно используется и смотрите, как все наполнилось философией пространства и времени, которые глобально ассоциируются с главной идеей выставки и движением мысли, которое витает здесь и в эти дни.

* Портреты современников» П. Ончукова висели на 4-х сторонах строительной опоры в центре зала.