Е.В. Груздов

Люблю город Дамира Муратова

Статья написана по просьбе В.Ф. Чиркова для красноярского журнала в 2005 году. Не издана.

Искусствоведческая линейка к творчеству Дамира Муратова не применима, здесь даже культурологическое лекало вряд ли спасет. Современный художник принципиально выходит за границы задач, формулируемых и решаемых в рамках чистого искусства. Так как искусство перестало быть частью культуры, оно стало самой культурой, впрочем, как и все остальное, и как следствие, все мы, кто вышел за пределы заповедников чистых искусств, наук и т.п. – легальные контрабандисты. Легальные, потому что никто не запрещает быть «полиглотом» в культуре, контрабандисты, потому что еще есть ощущение отличия чего-то от чего-то. И хотя контрабандисты от культуры выработали профессиональный жаргон – язык постмодернизма, это не значит, что все на нем говорят одинаково. У нас в Омске Муратов, на мой взгляд, самый преуспевший на этом поприще – и в плане объема поставок культурных товаров (смыслов), и в плане выработки своего собственного стиля, манеры говорить. Как же он достигает такого количества и качества? Сначала он трудом читателя, собеседника, слушателя собирает товар на чужой территории, потом все это беспошлинно, только силой своего таланта, перевозит на территорию искусства. И наоборот, щедро расплачивается монетой, имеющей хождение на территории искусства, в быту, в общении, в бизнесе.

Проще всего ткнуть в него пальцем и сказать: «Муратов – ты концептуалист»; вроде как все и понятно: цитаты, словесные игры и т.п. Концептуализм может быть понят как акцент, с которым говорит постмодернист, пришедший со стороны изобразительного искусства. Муратов не творит – не говорит, будто бы всем все и так понятно, и вообще будто бы все говорят на одном языке, так, что про язык и забываешь, погружаясь в чистые идеи и смыслы. Нет, он прекрасно понимает языковую природу любого (научного, художественного и т.д.) творчества – нахождения в культуре. Опосредованность языком  делает непонимание обязательным условием понимания, как и наоборот. Поэтому художник Муратов не критикует этот факт, он не боится и не стесняется его, он принимает «понимание-непонимание» за условие своего существования. Причем, это не то, что он превратил недостаток в достоинство, а просто перестал руководствоваться такой системой координат, мол, плохо это или хорошо, что все только язык. Просто это так, и по-другому не было и не будет. И если кто-то говорит на таком языке, а кто-то на другом, кто с акцентом, а кто, демонстрируя архаичный выговор, так это же и есть богатство культуры. А что непонятно, то всегда можно переспросить или превратить в шутку. На худой конец просто ошибиться, ошибки не меньше говорят нам о нас, чем прописные истины, которыми мы руководствуемся. Тогда, может быть, Дамир Муратов –  постконцептуалист, если понимать под этим преодоление концептуалистского критического пафоса, мол, зачем критиковать языковую природу высказывания, если сама критика тоже высказывание. Постконцептуалист, чем не титул для художника? И все-таки Муратов не только это.

Муратов не столько художник, сколько культурный герой. Не в смысле герой культуры, как герой труда (хотя его трудолюбию позавидовать можно), а в мифологическом смысле – он изменяет мир, творит новый порядок, космос. Современность – это не то число, что значится в календаре, это категория субстанциональная. Это современность, которая когда-то начинается, сколько-то длится, и когда-то сменяется другой современностью и происходит это не в одночасье. Для большинства людей, наверное, быть современником Муратова – это значит жить в будущем. Дамир в своей деятельности руководствуется такими принципами, которые большинство еще не способно сделать частью своего внутреннего мира: для него нет противоречия классики и неклассики, национального и общемирового, провинциального и столичного. Быть современным – это значит быть в напряжении противоречия между моей Якостью и миром. Кто-то скажет, что это универсально, всегда так было. Кто спорит?! Но раньше мир всегда представлялся какой-то своей частью: нацией, традицией, центром, и как следствие, и личность всегда оказывалась не тем, что она есть, а только лишь татарином, пролетарием, омичом, мужем искусствоведки (Наталья — жена Дамира, искусствовед), братом художника (его брат Артур тоже брат художника), неформалом, отцом. А попробуйте, оставаясь всем этим, стать самим собой, проживать свою собственную жизнь и тогда возможно из вас получится Муратов или кто-то другой, живущий с ним в одно время.

Время – это то, что между нами. Для того чтобы прописаться во времени, обрести его как дом, нужно себя дарить, продавать, обменивать. Дамир в этом преуспел: он генерирует вокруг себя поле общения, заходи любой, если ты способен удивляться и удивлять. Его мастерская и галерея «Кучум» располагаются в одном из самых захолустных окраинных районов Омска, по-муратовски – в  «Бедно-тауне»; попробуйте туда добраться – это уже своеобразная проверка на культур-пригодность. Если вы не испугаетесь «аборигенов», то вам посчастливится наблюдать общение Дамира с местными, с которыми он не просто соседствует, но со-живет, что-то в жизни Дамира происходит потому, что есть эти люди, что-то в их жизни происходит, потому что есть Дамир. В галерее и мастерской можно встретиться с Муратовым неМуратовым – с его коллегами-друзьями: увидеть их воочию, поручкаться, поглазеть на их творчество. Димитрий Шинкаренко, Дмитрий Селезнев, Евгений Кляцкий и другие. Где кто начинается, где кто заканчивается, не разберешь. То, что в чем-то они похожи, не хочу сказать на Муратова, скорее, друг на друга – не тяготит ни их, ни зрителей, просто «вместе и батьку легче побить» – стиль у них такой. А то, что Дамир играющий тренер, вечный дневальный, вперед смотрящий – это издержки неиссякаемого актерского темперамента.

Я специально не стал анализировать конкретные работы, технику, методы, этапы творческой биографии (да, есть ранний Муратов, есть поздний), просто хотелось объять всего Муратова. А это и автор живописных полотен, и оформитель ресторанов, устроитель акций, поэт, брэнд-мэйкер, созидатель объектов, провокатор и еще кто-то – невесть кто. С творчеством Дамира я познакомился, как только попал в город, по прошествии 12 лет общаюсь с ним и напрямую, и через произведения. Это не одно и то же, но разница потенциалов не тяготит, скорее наоборот, потому что человек современной культуры не может не быть культурным человеком, «хулиган» Дамир не терпит хамства. Художник Муратов любит город Омск, это не значит, что он не замечает его многочисленных недостатков, это значит, что он своим творческим присутствием преодолевает их, город от этого становится лучше, его легче любить и нам омичам. Я уверен, что выражу не только свое мнение, сказав, что люблю город Дамира Муратова.