Е.В. Груздов

Метафора собаки: от Диогена Синопского до Олега Кулика.

доклад на семинаре

«Художник. Творчество. Эпоха. Диалог культур. От века XX к веку XXI» VII научный семинар (с международным участием). Омский музей изобразительных искусств имени М.А. Врубеля. Омск; ООМИИ им. М.А. Врубеля (Ленина, №). 30 июня 2011

Я хотел назвать своё выступление «Троп собаки». Понятие троп (т.е. риторический, выразительный прием) более общее, чем понятие метафора. Но как-то троп собаки очень похоже на труп, а я как раз-то буду говорить о собаке живущей в системе смыслов европейской культуры. Метафора это фундаментальный троп, поэтому замена оправдана. И вторая замена, в самом начале я поставил Диогена и Кулика через запятую, теперь же я говорю от и до. Сначала оговорка, я своим выступлением хочу оформить некоторое представление и совершенно не претендую на фундаментальное заполнение этого «культурно-исторического» пространства между двумя собаками. Тут уж, что попалось на глаза, что вспомнил, что подсказали. Но в этом от и до – в том, что с одной стороны — Диоген, с другой – Кулик, есть принципиальный интригующий, по крайней мере, меня, момент.

Однако, преамбула к интриге. До 2003 года моим главным научным интересом были феномены контркультуры и панка. В итоге социально-философского теоретизирования, я определил панк, как контркультуру второго призыва, которая в отличии от утопичной контркультуры первого призыва не решает задач обеспечения социализации новому поколению в общество в состоянии крайнего отчуждения, за счет обновления, трансформации этого общества. Контр культура второго призыва отвечает за воспроизводство символического истока, за счет критики своих предшественников, т.е. критики критики. Подобная, в других терминах логика представлена в работе Питера Слотердайка «Критика цинического разума», его схема: есть власть, которая хочет поиметь человека во всех смыслах, единственный для человека способ борьбы с властью – это просвещение; но на каком-то этапе власть просвещается и это цинизм, и единственным способом борьбы с такой властью является кинизм. По Слотердайку, великим киником был «небесная собака» Диоген Синопский, великий литературный кинический образ это продавец собак из Праги Йозеф Швейк. Завершая преамбулу, скажу вот еще что, Древняя Греция открывает собой новый тип общественного устройства, когда собственно стала возможна контркультура (и первого и второго призыва), когда возникла идея об идеальном обществе, критика реального общества и личностная практика его преобразования. Вся последующая история Европы это история контркультурных движений, преображения общества за их счет и появления крайних идей критикующих эти попытки преображения. Мы с вами живем уже в следующей эпохе, когда обновление общества стало его структурным элементом, когда история во многом уже не случается, а инженерится, когда предыдущее поколение не может передать свой опыт последующему. В этой ситуации контркультура стала субкультурой, своеобразной школой самостоятельного мышления, отказа от штампов для молодежи. Именно, когда проблема оказалась решаемой, т.е., историческая форма достигла своего расцвета, появился категориальный аппарат для его определения, появились слова для определения феномена – контркультура и панк. И еще одна вводная теза, наша встреча посвящена изобразительному искусству, в панке, в кинизме эстетика неотделима от этики, искусство от жизни, и границы между видами искусства также, если соблюдаются, то соблюдаются не специально. Хотя, конечно же, слово «панк» закрепилось за музыкальным направлением.

Теперь собственно интрига. О том, что Диоген собака и вообще киники – это собаки известно всем. И вот появляется художник акционист Олег Кулик, который в течении нескольких лет проводил различные акции, когда он был собакой. Повторюсь, не изображал, а был собакой. В издательстве Ад Маргинем в серии прагматика культуры вышла книга Дмитрия Бавильского «Скотомизация: беседы с Олегом Куликом», замечательный источник для работы с этим автором. И вот, что интересно, Кулик ничего не говорит о Диогене. Для любого человека, погруженного в материал, данное сравнение возникает автоматически. Сам Бавильский во вступлении приводит цитату из книги Ренаты Салецл «(Из) вращения любви и ненависти», где она рассказ о Кулике предваряет и завершает отсылкой к кинической традиции к Диогену Синопскому. Но Кулик молчит. Вот собственно это умолчание и есть повод к разговору, к разговору не столько о Диогене или Кулике, сколько о собаке. Т.е. возникает гипотеза, что собака неизбежный, необходимый образ, символ, метафора для такого жизнеэстетического проявления, жеста, творчества, как панк. Т.е. почему собака? Чем таким собака отличается от всех остальных? То, что я сейчас буду приводить в качестве аргументов – это не доказательства, это скорее представление, с которым легко можно не соглашаться.

Все знают собачников, кошатников и лошадников, т.е. людей, которым доставляет удовольствие общение с этими животными, иногда даже большее чем с людьми. Что отличает этих трех животных от всех остальных? Эти животные в глазах обычного человека наделяются человеческими, личностными качествами. Сразу оговорюсь, эта триада норма для ландшафта и климата Европейской цивилизации. Возможно, индус в этот ряд добавит слона. Про уникальный опыт циркачей мы говорить тоже не будем. Если вспомнить миф об Эпиметее и его брате Прометее, то понятно, что человек – это животное лишенное каких-либо врожденных качеств (кроме недостатков, которые благодаря жене Эпиметея Пандоре хлынули в нас, как густота в пустоту) и только благодаря культуре, подаренной нам Прометеем мы становимся какими-то. И нет другого способа, как подсмотреть в природе, и самим фактом видения превращать естественное природное в человеческое культурное. Одной из самых известных подобных форм является гороскоп (божества зооморфные или с животными атрибутами для нас совершенно не актуальны, зооморфные сказки и мультфильмы продолжают быть актуальными в культуре детства). Это способ всегда иметь о себе какое-то представление. И среди животных зодиакального и восточного гороскопа есть и другие домашние и дикие животные. Но только собака, кошка и лошадь обрели дополнительную символику, стали большей частью мира людей. В первую очередь потому, что они разные. Гороскоп говорит о типическом, обобщенном животном. В наших головах есть просто корова, просто тигр, но конкретные кошки, конкретные собаки. С лошадьми сложнее, они ушли из нашей повседневной жизни, но те, кто общается, те их различают. Мне легко возразить доярка или свинарка тоже отличает своих питомцев. Но в том-то и дело, любой из нас легко уловит черты индивидуальности у случайно встреченного кота или собаки, и не сможет этого сделать, например, с ослом. Мы в культуре потратили очень много сил на включение котов, собак и лошадей в наш человеческий мир. Мультфильмы, кинофильмы, рассказы, картины, сувениры и прочее. Т.е. нас с детства уже формируют, как тех, кто будет соотноситься с этими животными, кому они необходимы. Иначе, это те животные, без которых человек психологически, ментально не может обойтись. Они являются нашим Альтер эго. Через них мы конституируем себя, границу между собственным животным и собственно человечным. Это другие люди – не люди. Есть еще три животных, с которыми человек себя часто сравнивает, а значит определяет себя через них – это свинья, обезьяна и медведь. Свинья очень похожа на человека (4 группы крови, всеядность, биохимия и прочее) и даже тогда, когда идет запрет на свинину это означает, что соотнесение неизбежно. Сравнение человека со свиньей всегда указывает на нарушение границы между животным и человеческим. Метафора свиньи устоявшаяся – это то, во что превращается человек, если теряет человеческое. Медведь — образ лесного человека характерный для северных лесов, для охотников. Это то, что не стало человеком принципиально, тот, кому не нужна культура. Медведь – это человек способный выжить в дикой природе, кем должен стать человек, чтобы выжить. С человекообразной обезьяной сложнее, лесной человек южных лесов, обремененный дарвинистскими смыслами. Это то, что не смогло стать человеком, обезьяна та, кто не открыл, не изобрел культуру. Помимо символического сравнения человека с обезьяной, ведется научное этологическое сравнение. И все равно, метафора обезьяны – это то, чем человек становится, когда граница между культурой и природой нарушается, когда уходит осмысленность. Игривость и повторяемость, еще не обеспечивают культуры.

Теперь выделим собаку из числа человекообразных животных. Кошка и собака не просто домашние животные, но живут в доме, а у лошадников немного иначе, они сами переселяются поближе к лошадям. Кошка и собака выражают две психологические доминанты интроверсию и экстраверсию. Собака принципиально социальное животное, а культуры нет без социальности. Но, самое важное, собаку очень трудно представить вне культуры. Есть несколько видов диких собак, самая известная австралийский динго. Есть изначально дикие кошки и есть мустанги — одичавшие лошади. По поводу собак спорят, то ли это подвиды волков, то ли одичавшие собаки. Если оставаться в рамках европейской цивилизации (а все дикие собаки одичали там, где цивилизации, города не было, где граница между культурой и природой была еще тонкой), то диких собак нет, дичая, они принципиально остаются в среде человека в его экологической нише, выживают в культуре. Собака самое трансформированное искусственное животное. Одна порода собак может быть совершенно не похожа ну другую. Но при всем этом многообразии, главное отличие – собака соразмерна человеку. В доказательство этой соразмерности стоит вспомнить множественные лабораторные эксперименты над собаками. Возможно, это характерно для русской культуры, собака Павлова, полеты собак в космос (у американцев летали шимпанзе). И последнее, прежде чем перейти к образу собаки в искусстве, измышление, в подтверждение соразмерности человеку это тот факт, что человеческие детеныши могут быть воспитаны обезьянами, волками и собаками (не лошадьми, не котами). Для не слабонервных укажу на случай с Оксаной  Малой из села Новая Благовещенка, что в Херсонской области. Существует видеорепортаж о ней, там удивительная пластика, мимика. Девочку в какой-то степени реабилитировали (она умеет шить, считать до 20-ти), но она все равно предпочитает общение с животными. И здесь, необходимо обратить внимание еще на один момент, все те случаи, когда ребенок попадает к диким зверям – это чаще всего трагическое стечение обстоятельств. Но к собакам дети попадают тогда, когда взрослые человеки оказываются не способны вести человеческий образ жизни, и собаки оказываются более человечными чем люди.

Олег Кулик был не первой собакой проявившейся в акционистском искусстве. В 60-е годы австриец Питера Вайбель, оказался в ошейнике и на поводке, он вспоминает: «В тех же “Из досье собачьей жизни”, акции, во время которой Вали Экспорт водила меня на собачьем поводке, не было ничего сексуального, ничего садомазохистского, ничего про гендерные роли, господство и подчинение. Моими источниками вдохновения были политика и кино. С одной стороны, мне хотелось сделать нечто вроде мультфильма, где животные ведут себя как люди, только наоборот — придумать человека, который ведет себя как собака. С другой стороны, я шел от политической риторики, всех этих призывов встать с колен — я хотел показать, что в нашем обществе еще далеко не все люди стали прямоходящими. И еще я думал о гегелевском пассаже из “Феноменологии духа”, о том, где говорится о рабах и господах, и о том, что только рабы на самом деле обладают подлинной свободой духа». Ирина Кулик (однофамилица нашего героя), взявшая интервью у Вайбеля  дополняет: «К повторившему его подвиг почти тридцать лет спустя «человеку-собаке» Олегу Кулику Вайбель претензий не имеет. Он уверен, что Кулик просто не знал его акции и в любом случае ходил на четвереньках совершенно в ином смысле. Кулик-собака был, прежде всего, кусачим. Пес-Вайбель, по его словам, был скорее покорно-меланхоличен».

Близким по времени Вайбелю в музыкальной культуре образ собаки создает Игги Поп (группа Студжис, стиль которой протопанк или гаражный рок) в песне «Я хочу быть твоим псом».

Но первые метафорические образы собаки дает Антисфен учитель Диогена и основатель кинизма. Антисфен назывался аппокионом – истинным псом, преподавал в гимнасии для неполноценных граждан киносарге (зоркий пес) и объявил собачий образ жизни образцовым: простота и естественность, презрение к условностям, умение стоять за себя, верность, храбрость, благодарность. Для небесной собаки Диогена метафора собаки – это, во-первых, образ мальчика, воплощающего идеал автаркии – простоты, естественности и независимости, Диоген подсмотрел, как тот пьет, ест, одевается. И, во-вторых, сократический образ овода, кусающего жирную застоявшуюся афинскую лошадь, заставляя её двигаться. Диоген, по сути первый акционист, только скорее этический, чем эстетический, он же первым сексуальность и физиологичность сделал предметом публичной рефлексии.

Олег Кулик продолжает именно эту линию. Его цель не собака, он ставит вопрос о животном в человеке вообще. Он манифестирует, что человек, подавляя животное в себе, угнетая его, мало того, что получает комплексы и психологические болячки, еще и радикально обделяет себя. Т.е. собственный животный материал, мир человек не отработал до конца. Человек боится себя как животного и этот страх оборачивается трагедией, в первую очередь трагедией того, что человек не умеет любить и не умеет чувствовать. И собака оказалась необходимым средством для артикуляции этой позиции. Собака у Кулика это метафора самого человека, который не избыл свою двуосновность, своё присутствие в двух мирах (природы и культуры). Аксиологически собака это то, что принципиально не способно на продажную любовь, которая есть сугубо культурный феномен.

Я говорю, что только собака из всех животных онтологически обладает этим качеством двуосновности, она уже не только животное. И всякий раз, когда человека нужно поставить на место, указать его истоки, заставить его пройти осознанно весь путь от начала до конца (чтобы животное из нас, вдруг, не вылезло тогда, когда, казалось бы ему уже негде быть) тогда неизбежно появляется образ собаки. И здесь я спорю с Ренатой Салецл, утверждающей, что и Диоген, и Кулик не способны на собачью самодостаточность, мол, они все равно люди и им нужен зритель наблюдатель, культурный контекст. Оно конечно так, но если понимать собаку, как культурное животное, также несущую на себе, в себе контекст, существующую в поле культурного зрения, то и самодостаточность собаки не такая уж абсолютная, что собственно и делает её человеком в арт высказывании.

А закончить я хочу словами большого поэта, панк музыканта Егора Летова:

Но миром правят собаки

Тела населяют собаки

В мозгах завывают собаки

И выживают здесь только собаки.